Содержание материала


Храм F (храм Согласия) в Агригенте
О храме F (храме Согласия) сицилийского города Агригента известно следующее: «воз- веденное между 440 и 430 гг. до н. э. здание храма было перестроено в VI в н. э. в базилику, посвященную Святым Петру и Павлу. <…> Здание христианской базилики было разобрано в 1748 г., для проведения работ по возвращению античному храму его прежнего облика, и в 1788 г. реставрация была успешно завершена» [23, p. 48]. Изначально храм имел соотношение колонн 6 к 13, с двумя лестницами вдоль длинных сторон храма, по которым можно было подняться на крышу. Это один из наиболее хорошо сохранившихся дорических храмов V в. до н. э., но, к сожалению, работы XVIII в. полностью уничтожили следы использования храма в качестве христианской базилики. Сведений же о том, насколько восстановленный храм соответствует своему первоначальному облику, не сохранилось, как и подробной информации о том, чем руководствовались архитекторы, проводившие эти работы.
Даже Парфенон в Афинах не избежал схожей судьбы: когда в 392 г. византийский император Феодосий I запретил языческое поклонение в любой форме [5, с. 195–200], в V в. Парфенон стал православным храмом Святой Премудрости («Агиа София»). В 662 г. его переименовали в собор Пресвятой Богородицы. К западной стене Парфенона пристроили нартекс, с восточной стороны добавили апсиду, поддерживавшую алтарь. Апсида была украшена мозаикой Панагии, а стены покрыты фресками. В настоящее время на верхней части одной из внутренних стен все еще виден фрагмент фрески Благовещения. Та эпоха изменила все храмы Афинского акрополя: Эрехтейон использовался, как православный храм в честь Богородицы, храм Гефеста на афинской Агоре у подножия акрополя стал церковью Святого Георгия, а в Пропилеях находилась часовня, посвященная Святой Троице. В 1204–1205 гг. Афины перешли в руки франков, которые использовали акрополь как дворец и крепость, а Парфенон превратили в католический собор Афинской Богоматери [12, с. 202].
Христианский Парфенон хранил множество сокровищ Церкви. «Согласно записи, датируемой 1390 г., здесь покоились мощи преподобного Макария Великого и Евангелие, переписанное лично святой царицей Еленой» [18, p. 193]. Путешественники тех времен отмечают в своих записках, что видели в Парфеноне одну из икон Богородицы кисти самого евангелиста Луки и лампаду, в которой чудесным образом не иссякает масло. В сере- дине XIV в. Педро IV Арагонский писал о Парфеноне: «Это величайший из всех алмазов вселенной; такой, какой не под силу воспроизвести всем Царям Христианского мира» [18, p. 200].
Потом Афины были захвачены турками, и те превратили Парфенон в мечеть, а Эрехтейон перестроили в гарем турецкого военачальника. Гарнизон Акрополя продержался еще два года после поражения Флорентийского герцогства и падения в 1456 г. нижних Афин, и лишь в 1458 г. султан Мехмед II смог совершить триумфальный вход в завоеванный город. Он полностью понимал ценность и значение Афин как жемчужины классического и православного византийского периода и, стремясь заполучить греков в качестве союзников против Запада, возвратил Парфенон восточным христианам, и в нем была расположена кафедра митрополита Афинского.
Таким образом, как минимум в трех случаях для базилик и, впоследствии, соборов были выбраны именно храмы Афины, несмотря на то что они были не единственными храмами в этих городах. Возможно, свою роль сыграло то, что храм Афины, как правило, находился на самом высоком месте в городе, и при постройке базилики христиане так же, как и греки, предпочитали располагать культовые места на возвышенностях.
Однако в ряде научных работ по истории искусства прослеживается следующая мысль: «как на заре, так и на закате античности понятие «София» выступает в единстве с мифологемой Афины Паллады. <…> В упорядоченном здании греческого языка и греческого мифа идея Софии и образ Афины стоят друг против друга, взаимно отражая, осмысляя и объясняя друг друга» [1, с. 31], и, возможно, образ Афины в некотором роде получил дальнейшее развитие в христианстве — как источник и предшественник образа Мудрости Божией — Софии. Греческая религия определяла Афину как богиню мудрости, градохранительницу, а, как известно, в древнегреческой философии понятие «мудрость» было возведено в ранг категории, развивающей ее духовный и интеллектуальный аспекты. Не исключено, что именно этот факт своеобразного наследия по линии «Афина — София» способствовал тому, что для базилик выбирались именно храмы Афины. Здесь можно было найти идеологическое обоснование использованию языческой постройки для нужд новой религии, хотя иногда перестройка архитектурного сооружения занимает куда больше времени, отнимает больше денежных средств и человеческих ресурсов, чем новый проект.
Так или иначе, эта «новая жизнь» греческих храмов сохранила их до нашего времени в очень хорошем состоянии. Даже храм Афины в Пестуме, который, конечно, необходимо было реставрировать, дошел до наших дней в куда лучшем состоянии, чем другие современные ему пестумские храмы.
Однако сохранности храмов способствовало не только их функциональное использование и связанные с ним забота о внутреннем убранстве и ремонт конструкций, но и сама их принадлежность к христианской религии. Известно, что «норманны, установившие свое господство на Сицилии в 1072 г., разрушают памятники местного зодчества, но традиции византийской и арабской архитектуры сохраняются» [2, с. 125]. Таким образом, храм Афины, который вполне мог быть превращен в руины во время войны или после нее, уцелел, так как уже три века был памятником византийской архитектуры.
На примере храма Афины в Сиракузах современные исследователи могут не только видеть образец сицилийского дорического храма: изучать его конструкции, способы обработки материалов, развитие технологий античного времени, но и наблюдать попытки объединения в гармоничную постройку элементов более поздних эпох, а также уровень технического развития каждого строительного периода.
Кроме того, использование античного произведения архитектуры было, с одной стороны, весьма прагматичным, а с другой стороны, позволяло без коренной ломки и уничтожения привычных образов, не прерывая художественной ретроспективы, дать ощущение целостности и незыблемости духовных основ жизни.