И. Л. Федотова
(ООО «Аллегория» Проектирование/ Строительство/ Реставрация)
К вопросу о псковских зодчих в Москве в последней четверти XV в. Историографический аспект
Конец XV века — это время необыкновенного строительного подъема в Москве, обусловленного новыми задачами, вставшими перед архитектурой. Его кульминацией стал уникальный ансамбль Соборной площади Кремля, где сплавились воедино лучшие достижения русского зодчества и опыт архитектурной традиции Запада. Наряду с итальянскими зодчими в этом грандиозном строительстве, по летописным свидетельствам, принимали участие «мастера церковные», прибывшие из Пскова 1.
Из перечисленных летописями построек псковичей в Москве две церкви — Иоанна Златоуста (1478 г.) и Сретения на Поле (1482 г.) — не дошли до наших дней и рассматриваются в литературе лишь на основании летописных данных2. Три сохранившихся храма — церковь Св. Духа Троице-Сергиевой лавры (1476–1477 гг.), Благовещенский собор (1484–1489 гг.) и церковь Ризположения Московского Кремля (1484–1485 гг.) — являются ключевыми памятниками конца XV в. и предстательствуют за переходный период в истории московского зодчества, непосредственно предшествовавший активной деятельности итальянских архитекторов на Руси и сложению общерусской архитектурной традиции в начале XVI в.
Летописный рассказ о приглашении псковских зодчих в Москву уже с начала XX столетия вызывал множество споров среди исследователей древнерусской архитектуры. И по сей день он ставит перед учеными ряд трудноразрешимых вопросов. Кем в действительности были призванные Иваном III мастера — строительной артелью, постоянно работавшей в Пскове и возводившей небольшие храмы? Или группой архитекторов, которые возглавили артель местных московских мастеров и которых в этом случае можно поставить в один ряд с итальянскими зодчими, работавшими в это же время в Кремле? Какие из конструктивных и стилистических особенностей перечисленных летописью храмов были привнесены в московскую архитектуру их создателями и как они повлияли на ее дальнейшее развитие?
История изучения проблемы псковских мастеров в Москве насчитывает уже более ста лет3. Однако до сих пор не было составлено полной историографии этого вопроса, что затрудняет систематизацию накопленных данных и дальнейшие исследования в этом направлении. Многие устоявшиеся в науке представления об архитектурно-строительной ситуации в Москве в последней четверти XV в. нуждаются в уточнениях и корректировке в свете исследований последних десятилетий.
Цели настоящей статьи — проанализировать основную литературу, посвященную псковским мастерам в Москве в 1470–1480-е гг., упорядочить высказывавшиеся в разное время гипотезы, подвести первоначальный итог уже разработанным аспектам проблемы и сформулировать круг вопросов, которые остаются дискуссионными в настоящее время.
В конце XIX — начале XX в. псковское зодчество стало привлекать внимание ученых-архитекторов как самобытное явление средневековой архитектуры Руси. В работах В. В. Суслова впервые были подробно исследованы ступенчатые конструкции псковских сводов и возможные истоки этой формы4. Первый пример их употребления В. В. Суслов видел в псковской церкви Михаила Архангела с Городца, которую он датировал 1339 г. Тогда же им была высказана мысль о ведущей роли ступенчатых повышенных сводов для развития древнерусской архитектуры, оказавшая влияние на все последующее ее изучение5. Вслед за В. В. Сусловым на эту гипотезу опирался целый ряд исследователей начала XX в. Открытие для науки псковской церкви Успения Богородицы в селе Мелетово 1462 г., которая сохранила первоначальную ступенчатую конструкцию сводов, скрытую снаружи восьмигранным постаментом под барабаном, укрепило представления о псковском происхождении конструкции ступенчатых арок. При этом роль московской архитектуры XV в., практически неизученной в то время, рассматривалась как вторичная по отношению к новаторской архитектурной мысли других региональных школ.
Эти представления легли в основу гипотезы К. К. Романова, сформулированной им в 1925 г. в труде «Псков, Новгород и Москва в их историко-культурных взаимоотношениях». Ученый первым оценил значимость для псковской школы периода второй половины — конца XV в. как «эпохи блестящего строительства»6, сопоставляя богатство архитектурных решений псковских памятников с одновременным упадком в архитектуре новгородской школы на завершающем этапе ее развития. В таком контексте факт приглашения в Москву в 1470-е гг. псковских зодчих приобретал ключевое значение для исследователя, который впервые уделил ему особое внимание. Последняя четверть XV в. рассматривается К. К. Романовым как этапный период для московского зодчества, когда новую жизнь ослабевшей московской школе дает приток художественных сил извне, и в первую очередь приглашенные Иваном III псковские мастера. Именно им принадлежало первенство в определении причин обрушения Успенского собора, затем подтвержденных приехавшим позже Аристотелем Фиораванти 7. После возведения венецианским зодчим Успенского собора итальянцам на протяжении тринадцати лет не поручалось ни одной церковной постройки; все пять храмов, построенных в эти годы, летопись относит к работе псковичей. Из этих построек наиболее неискаженным, по мнению К. К. Романова, дошел до нас Благовещенский собор, сохранивший первоначальные перекрытия с повышенными подпружными арками. Исследователь считал, что псковичи целиком привнесли этот тип сводов в московскую архитектуру. В соответствии с этим, он выдвинул предположение об активном участии псковских мастеров в московском строительстве всей второй половины XV в., начиная с работ по восстановлению Георгиевского собора в Юрьеве-Польском в 1450-х гг. и заканчивая собором Рождества Богородицы Ферапонтова монастыря 1490 г. Более поздние памятники московской школы, по мнению К. К. Романова, возводились уже местными среднерусскими мастерами, воспринявшими и развивавшими опыт псковских зодчих. Таким образом, значение работы псковичей в Москве и подвластных ей землях К. К. Романов видел в повышении технического уровня строительства в Средней Руси и выработке новых типов и форм, применявшихся в дальнейшем в общерусском зодчестве.
Подобные взгляды сохранялись в науке на протяжении всей первой половины XX столетия 8. Н. И. Брунов первым высказал сомнения в псковском происхождении приема повышенных подпружных арок и указал на их широкое применение в раннемосковском зодчестве9. В 1940-х гг. после открытия для науки церкви Параскевы Пятницы в Чернигове стали очевидными общенациональные истоки ступенчатой формы завершения башнеобразных храмов, развитие которой происходило на
Руси параллельно с другими славянскими странами. Таким образом, сопоставление псковской и московской школ в этом направлении теряет остроту и сменяется более глубоким изучением архитектуры каждой из них.
В 1965 г. появляются статьи Г. И. Вздорнова и М. А. Ильина, в которых впервые обобщаются накопленные данные и детально анализируются художественные особенности сохранившихся построек псковских мастеров в Москве10. Г. И. Вздорнов делает вывод о преобладании форм московского происхождения в архитектуре всех трех храмов и подчинении псковских зодчих московскому художественному языку. Однако он предостерегает от проведения прямых параллелей и возведения особенностей памятников непосредственно к такому образцу, как собор Андроникова монастыря 11. Исследователь впервые отмечает и те черты памятников, которые действительно характерны для псковской архитектуры, например, круглые столбы звонницы в Духовской церкви и восьмигранный постамент под барабаном в церкви Ризположения. В целом, по мнению Г. И. Вздорнова, «деятельность псковской артели необходимо рассматривать как завершающую в тот период истории московского зодчества, который падает на середину и вторую половину XV века»12. К заслугам псковских мастеров он относит развитие ими приемов кирпичной кладки, закрепление за кирпичом значения главного строительного материала и переработку традиционных форм московского зодчества в духе новых требований.
Реконструируя картину строительной деятельности псковских мастеров в Москве, Г. И. Вздорнов обратил внимание на задержки в возведении Благовещенского собора, которые он связывал с одновременным строительством ими других зданий великокняжеского комплекса, в частности Казенной палаты. Он также считал возможным авторство псковских зодчих для несохранившегося Богоявленского собора в Кремле, известного по изображениям на рисунке из Книги избрания на
царство. Собор был возведен в 1480–1481 гг. — таким образом, время его строительства совпадает с хронологическими рамками перерыва между постройкой псковичами церкви Иоанна Златоуста в 1478 г. и закладкой церкви Сретения на поле в 1482 г.
В работе М. А. Ильина впервые были подробно проанализированы летописные свидетельства о приглашении в Москву псковских мастеров и построенных ими храмах. М. А. Ильин указывает на неточность, допущенную летописцем: он поместил рассказ о вызове псковичей Иваном III для установления причин обрушения Успенского собора под 1476 г., через год после начала строительства Аристотелем Фиораванти нового Успенского собора 13. Рассмотрев все летописные известия о постройках псковских зодчих в Москве и определив хронологию их возведения, исследователь заключает, что известие Софийской второй летописи относится не к 1476, а к 1474 г., до прибытия в Москву Аристотеля Фиораванти. Соответственно, ошибочным нужно считать и объяснение летописцем отказа псковичей от возведения Успенского собора их занятостью на других постройках. С 1475 по 1476 гг. зодчие могли быть заняты только подготовительными к строительству работами.
В соответствии с летописными датировками, автор относит возведение Духовской церкви к 1477 г., церкви Иоанна Златоуста к 1478 г., а церкви Сретения — к 1482 г., связывая отмеченную в летописях задержку освящения церкви Иоанна Златоуста с конфликтом между великим князем и митрополитом Геронтием14. В 1484–1485 гг. возводится церковь Ризположения на митрополичьем дворе, а одновременно с ней с 1483 по 1489 гг. строится Благовещенский собор. Анализируя летописные источники, не дающие дальнейшей информации об участии псковских мастеров в строительстве Благовещенского собора, М. А. Ильин, как и Г. И. Вздорнов, приписывает им постройку в комплексе с храмом Казенной палаты, несмотря на то, что в летописи псковские зодчие названы «церковными мастерами».
М. А. Ильин первым уделил особое внимание словам летописи о возвращении псковских мастеров «отъ Нѣмецъ». Он объяснял выбор Ивана III тем, что приглашенные им мастера были не рядовыми псковскими каменщиками, а зодчими, ко- торые «отъ Нѣмецъ пришли, навыкши тамо тому дѣлу каменосѣчной хитрости»15, то есть прошли европейскую школу архитектурного строительства, благодаря чему стали известны и в Москве. В связи с этим автор анализирует архитектуру сохранившихся храмов с точки зрения влияний западной строительной традиции и отмечает наличие в декоре Духовской церкви Троице-Сергиевой лавры таких нетрадиционных для древнерусского зодчества элементов, как оформление апсид полуколонками, соединенными сверху гирляндами, резьба на цоколе в виде трилистников и убранство южного портала, его капители и перехваты в виде коронки16.
Одновременно в науке о псковском зодчестве сформировалась другая точка зрения, согласно которой создателями московских храмов были мастера псковской артели каменщиков. Вызовом артели в Москву объяснялся десятилетний перерыв в летописных известиях о каменном строительстве в Пскове — с 1473 по 1483 г.17 — чему, однако, противоречило время окончания последней постройки псковичей в Москве, Благовещенского собора, — 1489 г.18 Этой версии придерживался Ю. П. Спегальский19, в наше время она была дополнена А. И. Комечем, рассмотревшим те особенности московских памятников, которые могут дополнить картину псковского зодчества конца XV в. По мнению исследователя, качественные изменения в архитектуре Пскова 1490-х гг., проявившиеся в церквях Богоявления с Запсковья и Георгия со Взвоза, позволяют говорить об обратном влиянии строительства псковичей в Москве на дальнейшее развитие псковской школы 20.
В. В. Седов, активно занимающийся исследованиями псковской архитектурной школы, сделал новую попытку определить в ней место «московского периода»21. Почти полное отсутствие псковских черт и приемов в московских постройках 1470–1480-х гг. В. В. Седов объясняет условиями столичного заказа. При этом наиболее близкой псковской архитектуре по типологии и общему образу он считает церковь Ризположения. В соответствии со своей классификацией псковских памятников, исследователь соотносит церковь Ризположения с выделенной им группой храмов типа церкви Ильи в Выбутах, включающей также церкви в Старой и Новой Уситве (1471 г.) и Георгия в Камно22. Для этого типа храмов характерны небольшие размеры, одноапсидность и наличие слитых сводов. Конструктивная близость этих памятников и церкви Ризположения, также перекрытой слитыми сводами, позволила В. В. Седову предположить, что группа строителей, сооружавшая в Пскове перечисленные погостские храмы в начале 1470-х гг., входила в состав артели, вызванной в Москву23. В связи с их отъездом возведение храмов подобного типа в псковских землях прервалось, а во время строительства в Москве Благовещенского собора эта группа зодчих была выделена из артели для постройки церкви Ризположения24.
Можно заключить, что параллели с псковской архитектурой, проводимые исследователями, оказываются плодотворными для понимания особенностей трехмосковских памятников, несмотря на различия в строительной технике и приемах.
Очевидно также наличие точек соприкосновения московской и псковской школ, в разных условиях развивавших схожие типы храмов и отдельных конструкций. И все же, несмотря на углубившиеся знания о псковском зодчестве, спорным оставался вопрос: сопоставимо ли оно с высокой культурой строительства московской школы, унаследовавшей традиции Владимиро-Суздальской земли? Преобладание характерных признаков московской архитектуры в трех сохранившихся постройках псковичей в Москве, а также несвойственная Пскову кирпичная техника этих сооружений заставляли некоторых исследователей ставить под сомнение летописный рассказ. Этот вопрос впервые поставил П. Н. Максимов. Он пересматривает саму статью Софийской второй летописи о приглашении псковичей Иваном III и интерпретирует ее дальнейший текст как относящийся к упоминавшимся ранее московским зодчим Кривцову и Мышкину: «Тогда великий князь отпусти (их), иже последи делаша святую Троицу в Сергееве монастыре, и Ивана Златоустаго на Москве и Сретение на Поле, и Ризположение на Митрополичем дворе, и Благовещение на великого князя дворе»25. П. Н. Максимов объясняет свою версию тем, что в обрушении Успенско- го собора могла быть повинна не плохая подготовленность московских строителей, а иной фактор, в качестве которого автор рассматривает упоминаемый некоторыми летописями «трус» — землетрясение. Другой причиной он называет «навязанную заказчиками» поспешность, с которой московские зодчие вынуждены были строить храм (митрополит Филипп I стремился успеть завершить строительство, ставшее делом его жизни). Таким образом, исследователь считал возможным отнести все три постройки к работе самих москвичей или их сотрудничеству с псковскими мастерами, в котором роль москвичей нужно признать главенствующей.
Однако эта точка зрения не стала в науке ведущей. Сам П. Н. Максимов писал о необходимости дальнейших исследований, которые позволят прийти к более определенным выводам. Позднее убедительные аргументы в защиту общепринятого прочтения летописных источников были найдены В. П. Выголовым26. Проанализировав точный текст статьи Софийской второй летописи под 1476 г., исследователь доказал, что она целиком посвящена псковским мастерам. В пользу этого говорит и их повторное упоминание в летописи, относящееся к постройке Духовской церкви. Обосновывая присутствие данных о работе псковских мастеров в Москве только в Софийской и Львовской летописях, В. П. Выголов указал на особое происхождение этих сводов — от митрополичьего летописания. К тому же источнику восходят содержащиеся в этих летописях подробные описания этапов строительства Успенского собора.
Постройки псковичей обладают многими особенностями, которые не встречаются в более ранних московских памятниках. Можно ли здесь говорить о новаторстве их создателей, или это усвоение опыта московского зодчества предшествующего этапа?
От периода деятельности московских зодчих с 1450 по 1470-е гг. до нас почти не дошло памятников. Между тем очевидно, что именно в нем нужно искать условия формирования сложного и разнообразного характера московской архитектуры последней четверти XV в. В этом отношении очень важным для нашей темы становится исследование В. П. Выголова, итогом которого стало воссоздание картины развития московской школы середины — конца XV в. и строительной программы Ивана III 27.
Летописные источники свидетельствуют об интенсивном строительстве этого времени, связанном с распространением нового материала — кирпича. В. П. Выголов предполагает существование в 1450–1470-е гг. по крайней мере двух строительных артелей в Москве, одна из которых (под началом Кривцова и Мышкина) продолжала возводить храмы из белого камня, а другой, работавшей в новой технике, принадлежали кирпичные постройки того времени, известные по летописям. По мнению исследователя, специализация на одном строительном материале может объяснить отказ приехавших из Пскова мастеров, строивших из кирпича, продолжать возведение белокаменного Успенского собора. Однако квалифицированное заключение, которое дали псковичи по качеству каменной кладки обрушившегося Успенского собора, противоречит версии В. П. Выголова. Остается предположить, что эти зодчие владели как каменной, так и кирпичной техникой строительства.
В последние десятилетия дополнились знания об оригинальных мотивах декора, встречающихся в трех московских памятниках. В. П. Выголов провел параллель между керамическими поясами, украшающими верхний ярус основного объема и апсид московских памятников, и появление поливной керамики на фасадах псковских храмов в конце XV в., которое исследователь объясняет связями Пскова с позднеготическим искусством прибалтийских и немецких земель28. Детальная реконструкция «готического» убранства фасадов и порталов Духовской церкви была предложена В. В. Кавельмахером на основе новых данных о декоре этого памятника29.
В этом свете представляется актуальным мнение Д. А. Петрова, который вслед за М. А. Ильиным придает первостепенное значение летописному указанию на возвращение приглашенных Иваном III мастеров «отъ Нѣмецъ»30. Исследователь анализирует летописные данные, свидетельствующие о долгой традиции, которую имела на Руси практика приглашения мастеров из-за рубежа или из другого княжества. Новгородцы и псковичи, жители пограничных земель, неоднократно обращались за помощью к «немецким» мастерам, например, в 1430–1440-х гг. при осуществлении строительной программы архиепископа Евфимия II (причем в новгородских постройках этих мастеров ими были применены характерные для готики формы и приемы). Известны также случаи приглашения в Новгород и Псков мастеров из Москвы для выполнения некоторых сложных работ31. В этот же ряд можно поставить факт приглашения Иваном III из Пскова высококвалифицированных зодчих, перенявших иноземный опыт строительства. Однако сведений об участии русских мастеров в строительстве за рубежом пока не обнаружено, а сама возможность подобного рода контактов до сих пор не изучалась специально. Все же, как считает Д. А. Петров, аналогии нетрадиционному декору московских построек псковичей следует искать в готической архитектуре прибалтийских и немецких земель.
В ходе комплексных реставрационных работ, которые ведутся с 2000 г. в Благо- вещенском соборе московского Кремля, был обнаружен ряд технических особенностей и деталей убранства собора, относящихся к западноевропейской архитектурной традиции. Это первоначальные колонны крыльца и галереи 1480-х гг., повторяющие колонны Успенского собора, а также «верстовая кладка из брускового кирпича, металлические связи, лучковые арки, попытки воспроизведения крестовых сводов» в подвале здания Казенной палаты, строившейся одновременно с собором32. По мнению исследователей, это свидетельствует о тесном сотрудничестве строителей Благовещенского собора с итальянскими зодчими, работавшими в это время в Кремле.
Таким образом, можно подвести следующие предварительные итоги изучению вопроса о псковских мастерах в Москве в последней четверти XV в. На сегодняшний день факт вызова Иваном III зодчих из Пскова и постройки ими пяти храмов не вызывает сомнения у исследователей. Он подтверждается известиями нескольких летописей и не противоречит существовавшей на Руси практике привлечения к масштабному строительству мастеров из других земель. Имеющиеся у нас данные говорят о высоком уровне мастерства этих зодчих.
Наличие целого ряда общих архитектурных особенностей и черт образной стилистики трех сохранившихся храмов также свидетельствует о работе одной артели33. Преобладающими для всех трех памятников являются московские черты, определяющие архитектурный облик построек, что, на наш взгляд, выключает их из контекста псковской архитектурной школы. Однако в целом конструктивные и стилистические особенности трех храмов представляют собой сложный синтез различных архитектурных традиций и приемов, среди которых исследователи выделяют и отголоски псковского зодчества, и мотивы западноевропейского и южнославянского происхождения, и первые заимствования опыта итальянских зодчих.
Со времени издания статей М. А. Ильина и Г. И. Вздорнова проблеме художественных особенностей и стилистики построек псковичей в Москве, синтеза различных мотивов, использованных в их архитектуре и декоре, больше не уделялось достойного внимания. В дальнейшем исследователи затрагивали лишь отдельные ее аспекты. И хотя в наше время А. И. Комеч назвал работы 1965 г. «практически исчерпавшими проблему» деятельности псковских мастеров в Москве34, на наш взгляд, в них только намечены основные направления для ее дальнейшего изучения.
Вопрос о том, кем были зодчие Духовской церкви Троице-Сергиевой лавры, Благовещенского собора и церкви Ризположения в московском Кремле, в настоящее время не имеет однозначного ответа. Кажется неправомерным отождествление их с артелью каменщиков, строивших в самом Пскове, т. к. техника и стилистика московских построек выходят за рамки псковской школы. Объяснение уникальным особенностям этих памятников, которые пока еще не заняли твердого места в истории древнерусского зодчества, следует искать как в предшествующем этапе развития московской школы XV в., так и в параллелях с европейской архитектурной традицией.
Irina L. Fedotova
(“Allegoria” Ltd. Projects/ Building/ Restoration)
Some Observations and Historiography on Pskovian Architects in Moscow in the Last Quarter of the 15th century.
Although having been studied for almost a century, the issue of the Pskovian master builders who, according to the chronicles, took part in the construction of Moscow churches in the last quarter of the 15th century, remains controversial. Ascribed to them by the chronicles are such monuments principal for the Moscow architecture as the Holy Spirit Church in Trinity Lavra of St. Sergius, the Cathedral of the Annunciation and the Church of the Deposition of the Robe in the Moscow Kremlin. Architectural features
of these monuments up to date haven’t received a convincing interpretation among researchers. This article comprises an overview of the studies on this issue and outlines the directions of further study.
Примечания
1 В Симеоновской летописи под 1474 г. приведено известие о приглашении в Москву псковских зодчих для установления причин обрушения Успенского собора, который возводился местной артелью во главе с Кривцовым и Мышкиным: «Князь великiй … посылаетъ въ Римскую землю по мастеровъ дѣля каменосѣчец, а иныхъ повелѣ привести къ себѣ изъ своея отчины изъ Пскова, понеже бо и тiи отъ Нѣмецъ пришли, навыкши тамо тому дѣлу каменосѣчной хитрости» (Полное собрание русских летописей (далее — ПСРЛ). Т. XVIII. Симеоновская летопись. СПб., 1913. С. 249; ПСРЛ. Т. XXII. Ч. 1. Русский хронограф редакции 1512 г. СПб., 1911. С. 493; ПСРЛ. Т. XXV. Московский летописный свод конца XV в. М.; Л., 1949. С. 302; ПСРЛ. Т. XXVIII. Летописный свод 1497 г. М.; Л., 1963. С. 137). Более подробно об этом повествует Софийская вторая летопись под 1476 г.: «Посла князь велики во Пьсков и повѣле прислати мастеровъ церковныхъ, и приведоша их. Они же дѣла ихъ похвалиша, что гладко дѣлали, да похулиша дѣ извѣсти, занеже житко растворяху, ино не клеевита, тогда князь велики отпусти, иже последи дѣлаша святую Троицу въ Сергѣеве монастырѣ, и Ивана Златоустаго на Москвѣ, и Стрѣтение на Полѣ, и Ризположение на митрополиче дворѣ, и Благовѣщение на великаго князя дворѣ» (ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Софийская вторая летопись. М., 2001. С. 218; ПСРЛ. Т. XX. Ч. 1. Львовская летопись. С. 301). Свидетельство о псковских мастерах повторяется в статье 1477 г. о постройке храма в Троице-Сергиевой лавре (ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Софийская вторая летопись. М., 2001. С. 255). О вызове псковичей в Москву кратко сообщают также другие летописные своды (ПСРЛ. Т. VIII. Продолжение летописи по Воскресенскому списку. СПб., 1859. С. 179–180; ПСРЛ. Т. XII. Патриаршая (Никоновская) летопись. СПб., 1901. С. 155– 156; ПСРЛ. Т. XXVI. Вологодско-Пермская летопись. М. ; Л., 1959. С. 254).
2 Подъяпольский С. С. О древней церкви Сретенского монастыря в Москве // Российская археология. 2000. № 1. С. 47-62.
3 О сохранившихся постройках мастеров из Пскова существует обширная литература, однако лишь некоторые авторы в своих исследованиях касались вопроса об их создателях. Кроме того, ни одному из трех храмов до настоящего времени не было посвящено монографических работ.
4 Суслов В. В. О сводчатых покрытиях в церковных памятниках древнерусского зодчества. Труды II съезда русских зодчих в Москве. М., 1899. С. 138–156.
5 Суслов В. В. Материалы к истории древней новгородско-псковской архитектуры. СПб., 1888. С. 16.
6 Романов К. К. Псков, Новгород и Москва в их историко-культурных взаимоотношениях // Известия Российской Академии истории материальной культуры. Т. IV. Л., 1925. С. 229
7 ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Софийская вторая летопись. С. 199.
8 Уже в 1953 г. Н. И. Брунов в очерке об Аристотеле Фиораванти по-прежнему писал о низком уровне московской архитектурной практики в конце XV в.: «У московских зодчих, мало строивших из камня в течение почти двух веков, оказался растерянным опыт кладки каменных стен и перекрытий в зданиях большого размера» (Брунов Н. И. Мастера древнерусского зодчества. М., 1953. С. 23).
9 Брунов Н. И. К вопросу о раннемосковском зодчестве // Труды секции археологии Российской ассоциации научно-исследовательских институтов общественных наук (РАНИИОН). Вып. IV. М., 1928. С. 93; Он же. К вопросу о некоторых связях русской архитектуры с зодчеством южных славян // Архитектурное наследство. Вып. 2. М., 1952. C. 3-42.
10 Вздорнов Г. И. Постройки псковской артели зодчих в Москве (по летописной статье 1476 года) // Древнерусское искусство: Художественная культура Пскова. М., 1965. С. 174–188; Ильин М. А. Псковские зодчие в Москве в конце XV века // Древнерусское искусство. Художественная культура
Пскова. М., 1968. С. 189–196.
11 Ильин М. А., Максимов П. Н., Косточкин В. В. Каменное зодчество Москвы эпохи расцвета // История русского искусства. Т. III. М., 1955. С. 324.
12 Вздорнов Г. И. Постройки псковской артели зодчих в Москве… С. 188.
13 ПСРЛ. Т. VI. Вып. 2. Софийская вторая летопись. М., 2001. С. 198.
14 Там же. С. 190.
15 ПСРЛ. Т. XVIII. Симеоновская летопись. СПб., 1913. С. 249.
16 Ильин М. А. Псковские зодчие в Москве в конце XV века. С. 193.
17 Псковские летописи. Вып. 1. М.; Л., 1941. С. 79; Псковские летописи. Вып. 2. М., 1955. С. 193, 223, 291.
18 Вопрос о строительстве в Пскове в 1470–1480-х гг. до сих пор остается дискуссионным, его изучение осложняется тем, что от данного периода до нас не дошло ни одного известного по летописям памятника. К этому времени некоторые исследователи относят группу недатированных храмов в окрестностях Пскова, которые по своим стилистическим признакам принадлежат второй половине XV в. См.: Морозкина Е. Н. Псковская земля. М., 1975; Седов В. В. Псковская архитектура XIV–XV веков: Происхождение и становление традиции. М., 1992; Комеч А. И. Каменная летопись Пскова XII — начала XVI вв. М., 1993.
19 Спегальский Ю. П. Каменное зодчество Пскова. Л., 1976. С. 13.
20 Комеч А. И. Каменная летопись... С. 152–162.
21 Седов В. В. Псковская архитектура XIV–XV веков… С. 95.
22 Седов В. В. Псковские храмы XV века группы Выбут // Проблемы изучения древнерусского зодчества. СПб., 1996.
23 Седов В. В. Церковь Ризположения (1484–1485) и псковская архитектура // Русская художественная культура XV–XVI веков. Тезисы докладов Всесоюзной научной конференции. М., 1990. С. 42.
24 А. И. Комеч подчеркивает различие между слитыми сводами псковских памятников и сводами церкви Ризположения, где «постановка главы исключительна и оригинальна — не на паруса, а на угловые части крестовых сводов». По мнению исследователя, это можно объяснить «подражанием
только что законченному соседнему Успенскому собору Кремля» (Комеч А. И. Каменная летопись… С. 156). На наш взгляд, заимствование опыта Фиораванти последующими строителями ансамбля московского Кремля вполне закономерно.
25 Максимов П. Н. К вопросу об авторстве Благовещенского собора и Ризположенской церкви в Московском Кремле // Архитектурное наследство. Вып. 16. М., 1967. С. 13-18.
26 Выголов В. П. Русская архитектурная керамика конца XV — начала XVI вв. // Древнерусское искусство: Зарубежные связи. М., 1975. С. 194.
27 Выголов В. П. Архитектура Московской Руси середины XV века. М., 1988.
28 Выголов В. П. Русская архитектурная керамика… С. 294.
29 Кавельмахер В. В. Способы колокольного звона и древнерусские колокольни // Колокола: История и современность. М., 1985. С. 55.
30 Петров Д. А. Письменные источники источники об архитектурных связях Новгорода и Пскова с немецкими городами в XV веке // Проблемы изучения древнерусского зодчества. СПб., 1996. С. 124.
31 ПСРЛ. Т. V. Вып. II. Псковские летописи. М., 2000. С. 37.
32 Евдокимов Г. С. К истории построек Казенного двора в Московском Кремле // Царский храм. Благовещенский собор Московского Кремля в истории русской культуры. М., 2008. С. 373, 376.
33 К общим особенностям следует отнести небольшие размеры построек и использование декоративных приемов, не имеющих аналогов в предшествующей архитектуре Руси. Общую тенденцию можно проследить и в решении венчающих частей, в каждом случае, оригинальном и сообразном пропорциональным особенностям и назначению постройки. Присутствующая во всех трех храмах восьмигранная форма постамента под барабаном (постамент с килевидными завершениями граней, маскирующий повышенные подпружные арки в Благовещенском соборе; постамент с плоским завершением над слитыми сводами в церкви Ризположения; постамент с кокошниками, трансформированный в ярус звона, в Духовской церкви) находит параллели как в раннемосковских памятниках, так и в псковской архитектуре XV в., в частности, в церкви Успения в Мелетово.
34 Комеч А. И. Каменная летопись... С. 152.
