А.В. Щербакова (Венский университет)
Мраморная декорация интерьера кафоликона Осиос Лукас в Фокиде

Интерьер кафоликона монастыря Осиос Лукас в Фокиде, дошедший до нас практически нетронутым с XI в., позволяет оценить роль мраморной декорации в создании пространственного образа кафоликона со сложной иерархией пространственных зон. Интерьер поражает богатством отделки и напоминает торжественное дворцовое помещение. Использование мраморов для декорации интерьера несомненно говорит о связи монастыря с Константинополем (Илл. 65).
Индивидуальный образ византийского храма во многом определяла его отделка. В византийских экфрасисах мраморам уделяется внимания больше, чем каким-либо другим особенностям архитектуры [5, с. 95]. Источники часто называют даже сорт мрамора, из которого выполнена та или иная деталь убранства храма [5, с. 99].
В кафоликоне Осиос Лукас мраморы покрывают пол и все поверхности стен до уровня сводов в наосе и в нартексе. Из мрамора выполнены и темплон, порталы, обрамляющие центральные дверные проемы, парапеты галерей, колонки, поддерживающие галереи, а также панели в оконных проемах, расположенные под гипсовыми рамами для стекол. Использованы такие сорта мрамора, как cippolino verde, проконнисский, фессалийский зеленый, красный (возможно, из Иераполя и Фригии), серо-голубой и коричневый.
Орнаментальная мраморная декорация, как, например, резные мраморные панели, перемычки и даже профилированные детали, доставлялась в готовом для закрепления виде из Константинополя или другого важного центра. Мраморные пластины для полов и стен, скорее всего, вытачивались до необходимой толщины и, возможно, даже до требуемых размеров прямо на месте добычи либо на складе у экспортера [12, p. 27]. Возможно, панели были использованы повторно и выточены из мраморной отделки более древних памятников. Повторное использование мраморов было частым явлением в условиях закрытия античных и раннехристианских каменоломен (примерно с VII в.), его можно наблюдать, например, в декорации наоса Кахрие Джами.
Основные реставрационные работы в монастыре Осиос Лукас проводились с 1938 по 1964 г. под руководством Г. Орландоса и Е. Стикаса. В ходе реставрации были заменены мраморные пластины, разрушенные влагой, а также отреставрированы рамы-экраны в окнах.
Есть основания полагать, что до нас дошло имя мастера, выполнившего работы по мрамору в кафоликоне: на стенах нартекса с каждой стороны от центрального входа в церковь, на внутренней стороне пилястр, расположены таблички с надписями о том, что работу по мрамору выполнил некий Григорий. Однако М. Хадзидакис предположил, что Григорий был, скорее всего, не мастером, а игуменом монастыря [8, p. 127‒150]. Е. Стикас склоняется к версии, что эти таблички сохранились от стоявшей на месте кафоликона часовни Св. Луки и использованы в декорации кафоликона как сполии, так как по масштабу они не соответствуют остальным мраморным панелям. Согласно Житию преподобного Луки, после его кончины на месте кельи, где он жил, была возведена часовня, облицованная мрамором.
Система расположения мраморных панелей для облицовки нартекса и наоса в целом одинакова. По периметру стен тянется профилированное мраморное основание примерно 20 см в высоту. Над ним расположен цоколь, состоящий из больших плит коричневатого мрамора высотой примерно 1,2 м. Пропорции этих плит соответствуют пропорциям античных ортостатов [7, p. 103]. Над цоколем находятся панели из цветного мрамора-циполина, они состоят из панелей, распиленных надвое и демонстрирующих жилки, схо- дящиеся к месту соединения панелей. Каждая из таких двойных панелей имеет рамку из цветного мрамора контрастного цвета. Панели отделены от рамок и других мраморных сегментов тонкими гипсовыми желобками, что так же имеет аналогии в античной традиции [7, p. 103]. В наосе ряды панелей расположены в несколько уровней. Бордюры нижних панелей — зеленые, верхних — красные. Уровень пола галерей выделен орнаментальным бордюром с мотивом аканфа, уровень сводов отделен мраморным резным карнизом. Архивольты арок декорированы чередующимися разноцветными клиновидными мраморными пластинами. Об особых пропорциональных отношениях, создаваемых мра- морной декорацией интерьера Осиос Лукас, писал А.И. Комеч: «На первый взгляд чле- нения организованы просто и структурно, повторяя конструктивные формы. Однако на самом деле существует замысловатая, неуловимая игра отношений. Принцип расчлене- ния состоит в создании среднего поля и обрамляющей рамки, уже в нем переплетаются структурный и картинный, иконный подходы. В пределах каждой такой единицы все наглядно, но если попытаться, например, сопоставить идущие друг над другом прямоугольники на плоскостях основных подкупольных опор, то можно увидеть, что они зрительно разницей масштабов и расположения разбивают единство опоры и всей группы облицовки на ней… О той же осознанной игре форм говорит и смена рисунка широкой орнаментальной ленты, проходящей в уровне хор. В угловых частях орнамент имеет как бы висячий характер, в рукавах креста же он перевернут, получает поднимающее движение» [2, с. 98‒99]. Эта изменчивость пропорций в мраморной облицовке усложняет тектонику здания, соотношение массы и пространства, несущих и несомых частей не удается ясно осознать. Очевидно, что такая разбивка мраморных панелей облегчает массу фактически несущих конструкций — восьми мощных подкупольных опор. Подобным образом работает мраморная облицовка в интерьере Святой Софии в Константинополе, нивелируя тяжесть пилонов, на которых лежит огромный купол. Х. Зедльмайр очень точно отметил эти особенности тектоники византийской архитектуры: «Античную пропорцию можно считать соизмеримой и наглядной, юстиниановскую же — наглядной, но несоизмери- мой, развитую средневековую — несоизмеримой и “ускользающией”» [1, с. 168]. Этот эф- фект В.В. Седов определяет также как «эффект вращения» и «непрерывного перетекания взгляда по деталям и отдельным формам идеального центрического здания» и приводит в качестве подтверждения описания храмов, принадлежавшие самим византийцам, например описание церкви Георгия в Манганах Михаила Пселла [5, с. 126].
В рисунке пола, так же прекрасно сохранившегося с XI в., проявляются те же закономерности. Интересно отметить, что основные линии покрытия пола не параллельны стенам нартекса. Пол выложен плитами из светло-серого циполина, так же, как и на стенах, распиленного надвое и раскрытого «книжкой» с симметричным рисунком полосок, сходящихся к стыку мраморных плит. Серые плиты занимают большую площадь пола. Структуру в рисунок поля вносят темно-зеленые мраморные панели, разбивающие пол на пространственные зоны. В подкупольном квадрате центральную область занимает прямоугольная форма, хотя пространство, образованное опорами, образует идеальный квадрат. Это кажущееся несоответствие вызвано необходимостью уравновесить перпендикулярную ось, образованную трансептом и выделенную в боковых ячейках трансепта богатым орнаментом opus alexandrinum. Кроме того, прямоугольная разметка пола акцентирует таким образом одну из главных смысловых осей пространства кафоликона, а именно: движение с запада на восток к алтарю (другой важнейшей осью является, конечно, вертикальная ось, идущая от центра купола). Анализ орнамента, который образуют мраморные плиты, покрывающие пол, выявляет пространственную структуру кафоликона и даже связан с проектированием здания. Очевидно, что орнамент непосредственно связан со всей организацией пространства. Известно, например, что на полу храма Св. Креста в VI в. в Ресафе были открыты искривленные линии, соответствующие аркаде главного нефа. Это говорит о том, что детали вертикальных конструкций были рассчи- таны только после того, как был настлан пол в нефе [3, с. 78]. В случае Осиос Лукас связь системы мраморной отделки с разметкой проемов и опор здания свидетельствует, что мраморная декорация проектировалась одновременно со строительством храма и является частью первоначального замысла строителей, а не появилась позже, как, например, в кафоликоне Неа Мони. Некоторые несовпадения мраморной облицовки с конструкцией в Неа Мони отмечал Р. Остерхут [11, p. 55]. Это указывает на то, что она была создана после завершения строительства. О символическом значении рисунка пола в византийских храмах как отражении божественного космоса, воплощенного в сакральном пространстве, писал недавно Ф. Бери [6, p. 627‒656]. Эта традиция берет начало в античности, а абстрактные формы, преобладающие в рисунках полов византийских церквей, появились в революционной во всех отношениях Софии Константинопольской. Сохранившиеся описания храмов свидетельствуют о том, что мраморный пол воспринимался как символ мифологического необитаемого океана, окружающего ойкумену. Именно поэтому мраморные панели пола описывали как «ледяные замерзшие воды» [6, p. 634]. Эти «ледяные» поверхности формировали в Софии Константинопольской именно серые «циполиновые» плиты, такую же роль подобные плиты играли, видимо, в восприятии рисунка пола в кафоликоне Осиос Лукас.
Одним из важных элементов в восприятии мраморной декорации является свет, его роль учитывалась при создании интерьера кафоликона. Окна заполнены очень тонкими мраморными пластинами с рельефами. Орнамент в них прорезан в глубь фасада так, что толщина в некоторых местах составляет 1,2 см [12, p. 25]. Мрамор настолько тонкий, что пропускает часть света, создавая дополнительные визуальные эффекты в интерьере. Кроме светопроницаемых мраморных пластин непосредственно в оконных проемах, такие же полупрозрачные панели установлены в интерьере на галереях, что производит очень сильное впечатление и создает ощущение магического свечения. Эти пластины поражали еще путешественников, оставивших записки о посещении Осиос Лукас [12, p. 6]. Светопроницаемые пластины назывались греками «фенгитес» или «мерцающие камни» [12, p. 25]. Эффект cветоносности используется в интерьере не только в прозрачных мраморных пластинах, он соотносится с мерцающим светом, преломляющимся при соприкосновении с мозаикой, положенной на криволинейную поверхность. Cвет переливается на поверхности мозаик, освещая верхние ярусы храма, а также мерцая в многочисленных нишах. Свет отражается от полированных мраморных пластин на стенах и от пола. Все это усиливает эффект дема- териализации массы конструкции, заложенный в самих архитектурных формах.
Следует упомянуть о том, что, возможно, существовала наружная облицовка кафоликона. Сохранились следы штукатурки с возможными следами марморирования куфическим орнаментом на западном фасаде. Известно также о сохранившихся остатках штукатурки на южной стороне храма Христа Пантепопта в Константинополе [9, p. 387]. На боковых фасадах Неа Мони на Хиосе, церкви Богородицы Липса и в монастыре Хора в Константинополе сохранились крюки, на которых, вероятно, должна была держаться наружная облицовка, но их точное предназначение не ясно [3, с. 248].
Примеры мраморной облицовки внутреннего пространства храмов того же периода можно встретить в интерьере кафоликона Неа Мони и более поздней церкви Богородицы Кириотиссы (мечеть Календерхане), а также в перспективе и поздней Кахрие Джами. Каждый из этих храмов представляет свой тип зального центрического пространства, однако Осиос Лукас в этом ряду выделяется как наиболее сложный и одновременно гармоничный пример создания монументального пространственного образа.

Литература

1. Зедльмайр Г. Первая архитектурная система Средневековья // История архитектуры в избранных отрыв- ках / сост. М. Алпатов, Д. Аркин, Н. Брунов. ‒ М.: Изд-во Всесоюзной академии архитектуры, 1935. ‒ С. 151‒199.
2. Комеч А.И. Древнерусское зодчество конца X – начала XII в. Византийское наследие и становление само- стоятельной традиции. ‒ М.: Наука, 1987. ‒ 318 с.
3. Оустерхаут Р. Византийские строители / пер. Л.А. Беляева. ‒ М.:[б/и]; Киев: Корвин пресс, 2005. ‒ 332 с.
4. Высоцкая С.В., Липатов А.А. Стихотворение Иоанна Геометра о Студийском храме // Seminarium Bulkinianum.: сб. ст. к 60-летию со дня рождения Валентина Александровича Булкина / отв. ред. Т.В. Рождест- венская. ‒ СПб.: Изд-во СПбГУ, 1999. ‒ С. 23‒38.
5. Седов В.В. Килисе Джами: Столичная Архитектура Византии. ‒ М.: Индрик, 2008 ‒ 336 с.
6. Barry F. Walking on Water: Cosmic Floors in Antiquity and the Middle Ages // The Art Bulletin. 2007. ‒ Vol. 89. № 4. ‒ P. 627‒656.
7. Bouras Ch. Byzantine and Post-Byzantine architecture in Greece. ‒ Athens: Melissa Publishing House, 2006. ‒ 311 p.
8. Chadzidakis M. A propos de la date et du fondateur de Saint-Luc // Cahiers archéologiques. ‒ 1969. ‒ No 19. ‒ P. 127‒150.
9. Curcic S. Architecture in the Balkans: From Diocletian to Suleyman the Magnificent, c. 300‒1550. ‒ New Haven; London: Yale University Press, 2010. ‒ 928 p.
10. Ousterhout R. The Architecture of the Kariye Camii in Istanbul. ‒ Washington: Dumbarton Oaks, 1987. ‒ 157 p. ‒ (Dumbarton Oaks Studies, 25).
11. Ousterhout R. Originality in Byzantine Architecture: The Case of Nea Moni // Journal of the Society of Architec- tural Historians. ‒ 1992. ‒ Vol. 51. ‒ No. 1.‒ P. 48‒60.
12. Schultz R., Barnsley S. The Monastery of Saint Luke of Stiris, in Phocis, and the dependent Monastery of Saint Nicolas in the Fields, near Skripou, in Boeotia. ‒ London: Macmillan & Co, 1901. ‒ 60 p.
13. Sodini J.-P. Marble and Stoneworking in Byzantium, Seventh ‒ Fifteenth Centuries // The Economic History of Byzantium: From the Seventh trough the Fifteenth Century: in 3 vls. / ed. by A.E. Laiou. ‒ Washington: Dumbarton Oaks, 2002. ‒ Vol. 1. ‒ P. 125‒142. ‒ (Dumbarton Oaks Research Library and Collection, 39).