М.В. Разгулина (МГУ имени М.В. Ломоносова)
Психоанализ и теория архитектуры.К вопросу о межддисциплинарном подходе к теории искусства

Данная работа посвящена исследованию опыта использования психоаналитической теории в искусствознании в рамках междисциплинарного подхода. В условиях значительного расширения горизонта гуманитарных наук и обогащения их новыми теоретическими и исследовательскими парадигмами психоанализ оказывал влияние не только на развитие искусствознания в целом, но и, в частности, на теорию архитектуры. Подтверждением тому служит монография Джона Шэннона Хендрикса¹ «Архитектура и психоанализ. Питер Айзенман и Жак Лакан»², в центре которой – изучение взаимосвязей между архитектурой и психоанализом на примере творчества Жака Лакана³ и Питера Айзенмана⁴. Использование психоаналитической теории в данном случае обусловлено тем, что автор обращается к исследованию творчества Питера Айзенмана – архитектора, который, будучи и теоретиком, уже на уровне замысла закладывает в свои проекты определённые идеи.
У книги Хендрикса долгая предыстория, точкой отсчёта которой можно считать эссе Колина Роуи⁵ «Математика идеальной виллы»⁶ 1947 г., в котором автором была предпринята попытка применить психоаналитические теории в анализе архитектуры. В этом эссе Роуи сравнивает архитектуру Палладио (Вилла Фоскари) и Ле Корбюзье (Вилла Штейн) и вводит новый метод чтения архитектурной композиции. Анализ исходит из несоответствия между формальной организацией; тем, как архитектура воспринимается и переживается, и концептуальной структурой, лежащей в основе композиции.
Если композиция виллы Фоскари ясно отображает математические и геометрические схемы восприятия, то композиция виллы Штейн эти схемы содержит, но они не могут быть прочитаны. Роуи отмечает, что раздвоение это начинается в эпоху барокко. Уже в таком памятнике, как Сан Карло алле Куатро Фонтане Борромини, внешний аспект здания затемняет композицию, построенную на строгих математический и геометрических законах. В этом Роуи видит подражание природным формам и влияние «мистицизма», свойственного эпохе Контрреформации.
Роуи отмечает несоответствие между композицией виллы Штейн, выражающееся в формальной организации архитектурных элементов и чувственном переживании этой архитектуры с одной стороны и лежащей в основе композиции концептуальной структурой с другой стороны. В частности, он пишет: «С точки зрения концепции всё предельно ясно, но в нашем восприятии [виллы] всё запутывает нас»⁷. Ясность первоначального замысла вступает здесь в противоречие со сложностью, возникающей на уровне восприятия. Таким образом, главный предмет исследования Роуи – это анализ отношений между формой и содержанием.
В 1955–56 гг. Колин Роуи совместно с Робертом Слуцки пишет эссе «Прозрачность: буквальная и феноменальная»⁸. В этой работе несоответствие произведения на концептуальном уровне и на уровне его восприятия зрителем видится как своего рода форма диалектики, «непрерывной диалектики между фактом и скрытым смыслом»⁹. Всё это, как отмечает Роуи, и влечёт за собой появление многочисленных вариантов интерпретации, так как сама интерпретация – это интерпретация интерпретации. Материальная реальность – это непрерывные изменения первоначального замысла. Роуи и Слуцки анализируют живопись Сезанна и кубистов и приходят к выводу о том, что и здесь имеет место диалектика между задуманным и материальной реальностью в том виде, в каком мы её воспринимаем. В связи с этим Роуи и Слуцки выдвигают идею о том, что эта модель восприятия близка тому, как конструируется пространство сна в «Толковании сновидений» Фрейда. Восприятие чувственно воспринимаемого мира мыслью – это форма иллюзии. Пространство сна у Фрейда состоит из образов, которые являются освобождёнными от контекста фрагментами визуальных образов, – так же, как мы это видим в полотнах Сезанна и кубистов или в нашем восприятии композиций Ле Корбюзье, как это описывают Роуи и Слуцки.
Их исследования продолжает ученик Колина Роуи Питер Айзенман в своей статье «От объекта к отношению II: Джузеппе Терраньи, дом Джулиано Фриджерио», опубликованной в Йельском архитектурном журнале в 1971 г.¹⁰ В своём анализе архитектуры Джузеппе Терраньи он описывает композицию как результат взаимодействия первоначального замысла и формального построения, обусловленного диалектикой архитектурных форм. Внешний аспект подобной диалектики – это расположение архитектурных деталей (дверных и оконных проёмов, колонн и так далее). За расположением этих элементов в пространстве скрываются концептуальные отношения элементов архитектурной композиции. Для Айзенмана главное в архитектуре – возможность передавать идеи, не символизируя ничего, а используя саму ограниченность выразительных средств как одно из средств¹¹. Айзенман использует в своей статье такие термины как означающее и означаемое, заимствованные из лингвистики и очень важные для понимания работ Жака Лакана. Когда Питер Айзенман анализирует композицию Дома Джулиани Фриджерио Джузеппе Терраньи, он замечает, что композиция, как и сновидение, содержит сознательную причину на уровне замысла и так же, как и сновидение, на уровне лингвистических матриц содержит идентификацию объекта в чувственном опыте.
Традиция применения психоаналитических теорий при анализе архитектуры, начатая Колином Роуи и Питером Айзенманом, была продолжена Джоном Шэнноном Хендриксом в его монографии 2006 г. «Архитектура и психоанализ. Питер Айзенман и Жак Лакан». Целью исследования Джона Шэннона Хендрикса было установить и проанализировать отношения между архитектурой и психоанализом на примере творчества Петера Айзенмана и Жака Лакана. Джон Хендрикс изучает параллели и сходство композиционных принципов Айзенмана и психоанализа Лакана. Одной из задач исследователя было продемонстрировать возможности применения психоанализа в дизайне и архитектуре, а также в анализе архитектуры.
Хендрикс анализирует базовые положения психоанализа с точки зрения их применения в изобразительном искусстве. Изобразительное искусство он сравнивает с образами сновидений, так как оно так же неспособно отразить синтаксическую структуру языка. Ещё Фрейд в «Толковании сновидений» писал о том, что образы сновидений неспособны представить логические отношения между мыслями сновидений (латентное содержание сновидений) или отношения между сознательными мыслями – отношения, определяющиеся правилами синтаксиса. Но некоторые виды изобразительного искусства, и в особенности архитектура, стремятся вобрать в себя как можно больше синтаксических структур языка, что отражает стремление соединить в себе категории Воображаемого и Символического.
Сами категории Воображаемого, Символического и Реального – это одно из базовых положений для понимания психоаналитической теории Жака Лакана. Известна фраза Лакана о том, что все желающие могут быть последователями Лакана, если им этого хочется, но он сам навсегда останется фрейдистом. Однако в своих семинарах он прибегает не только к работам Фрейда, но и к лингвистическому структурализму. Это отчасти объясняется тем, что, по Лакану, проанализировать область Реального – то есть самой психики, невозможно. Таким образом, при анализе мы имеем дело только с такими проявлениями психической деятельности как речь и язык. Здесь и возникают инстанции и, соответственно, категории Воображаемого и Символического, анализу которых посвящён один из семинаров Жака Лакана – «Реальное. Символическое. Воображаемое»¹². Вслед за Фердинандом де Соссюром Лакан говорит о том, что мир субъекта является его собственной галлюцинацией. И иллюзорные способы удовлетворения, к которым он прибегает, принадлежат к другому порядку, нежели Реальное. Таким образом вырисовывается понятийная категория, в которую вписываются такого рода объекты – это и есть Воображаемое. Символическое же – это структура означающих, структура языка.
Хендрикс в своём анализе отталкивается от введённых Лаканом категорий Реального, Символического и Воображаемого. Он переносит категории Воображаемого и Символического на архитектуру и сравнивает отношения между элементами здания с отношениями между означающими и означаемыми в лингвистике. Фердинанд де Соссюр определил эти отношения как отношения внешней и внутренней стороны листа бумаги: «Язык также можно сравнить с листом бумаги: мысль [означаемое] – это внешняя сторона листа, а её словесное выражение [означающее] – это оборотная сторона; нельзя отрезать часть от внешней стороны, не отрезая в то же время часть от оборота листа; так и в языке, нельзя отделить словесное выражение мысли от самой мысли или мысль от её словесного выражения; это разделение может быть выполнено только абстрактно, и результат лежал бы или в области чистой психологии или в области чистой феноменологии»¹³. Таким образом оказывается, что означаемое является той же субстанцией, что и означающее.
Лакан, рассуждая об отношениях между означающим и означаемым, заметил, что отсутствующее означающее – ключ к пониманию метафоры и метонимии, главных механизмов в образовании смысла как разницы (между означающим и означаемым). Метафора и метонимия особенно важны благодаря той роли, которую они выполняют, помогая увидеть присутствие бессознательного в речи. В сновидении именно так концептуальные структуры бессознательного (внешнее содержание сна) преобразуются в образы, которые мы видим во сне.
В качестве архитектурного примера подобных отношений Джон Хендрикс приводит ранние работы Питера Айзенмана¹⁴. Некоторые композиционные приёмы можно напрямую сравнить с метафорой и метонимией. Айзенман структурирует форму и пространство таким образом, чтобы они могли создать отношения, которые отражали бы внутреннюю структуру, как это происходит в языке. Он лишает архитектурные элементы (например, колонну) привычной конструктивной функции. Свободно стоящие колонны в его проектах конструктивно не играют никакой роли. В структуре смысла они являются означаемыми. Айзенман, используя метафору, освобождает архитектурные означающие от их традиционного значения, чтобы дать им возможность означать что-то иное. Колонны, таким образом, обладают метонимической функцией.
Хендрикс также исследует концепцию риторической фигуры в архитектуре Айзенмана. Ещё в своём эссе 1987 г. «Архитектура и проблемы риторической фигуры»¹⁵ Айзенман предложил риторическую фигуру как механизм значения в архитектуре. Благодаря сложной синтаксической структуре выразительный язык архитектуры способен создавать свободные «плавающие» знаки там, где отношения между означающим и означаемым не являются определяющими. В архитектуре отделить означающее от означаемого ещё сложнее, чем в речи, поскольку архитектурные формы традиционно ассоциируются с их конструктивной функцией. Айзенман писал о том, что из-за чисто конструктивных задач, стоящих перед архитектурой, она является «наименее репрезентативным из всех искусств»¹⁶.
Для того, чтобы архитектура преодолела физические ограничения выразительных возможностей, пустота как отсутствие смысла должна быть введена в присутствие с помощью метафоры и метонимии. В частности, Айзенман пишет: «Если мы хотим сделать так, чтобы стена стала в большей степени знаком, то есть в большей степени риторической фигурой, мы должны бороться с традиционной неясностью образа этого архитектурного элемента, то есть с его традиционным элементарным, структурным и эстетическим, содержанием»¹⁷. Примером такого освобождения от традиционного иерархического порядка могут служить некоторые архитектурные проекты Айзенмана, в которых он использует, в частности, такой приём как смещение оси (проекты Центра Уэкснер и Университета в Лонг Бич).
Рассуждая о фигуративном языке в архитектуре, Хендрикс приходит к выводу о том, что фигуративные формы вводят в изображение присутствие объекта как его отсутствие; отсутствие, созданное его изображением. Язык, в том числе и архитектурный, всегда является заменой реальных объектов знаками. Так же, как устная и письменная речь, архитектурный язык совмещает образ и форму, организует их и делает частью синтаксиса. Главное в архитектурной композиции – это то, как образ или форма переживаются и инкорпорируются в язык. В архитектуре, как и в языке, смысл может не сразу открываться, но он всегда присутствует в самой структуре.   
В архитектурной практике Айзенмана интересует пространство, которое открывает присутствие бессознательного в сознательном дискурсе. По Лакану, Воображаемое первично по отношению к Символическому на стадии формирования психики. Формирование категории Воображаемого происходит на стадии зеркала, когда ребёнок от 6 до 18 месяцев становится способен идентифицировать себя в том образе, который он видит, смотря в зеркало. Роль Воображаемого в психике – это формирование сознательных и бессознательных образов. Но в восприятии образов всегда играет определённую роль Эго, которое во многом определяется структурами Символического, структурами языка. Эта же схема действует и при восприятии архитектуры. Формы или образы здания, которые субъект воспринимает, всегда даны ему в матрице Символического, матрице языка. Архитектура становится диаграммой Воображаемого и Символического. Различение двух категорий – фундаментальная проблема лакановского психоанализа. В архитектуре это выражено в диалектике того, что мы видим и того, что замыслил автор. Зрительское восприятие традиционно структурируется иерархией архитектурных элементов. Отличительная особенность архитектуры как одного из видов изобразительного искусства – это то, что она одновременно является и репрезентацией, и реальностью. Пространственные конструкции переживаются на уровне Воображаемого, тогда как поверхности – на уровне Символического.
Диалектика Воображаемого и Символического представлена в архитектуре тем, что Айзенман называет декомпозицией. Айзенман пишет в своём эссе «Пустота объекта: декомпозиция и процесс дифференциации» о том, что в архитектуре декомпозиции «нет иерархии точек зрения. Они вневременны; они не складываются; они не являются простой суммой узнаваемых серий геометрических или пространственных условий»¹⁸. Это можно увидеть на примере таких проектов Айзенмана как проект Музея Искусств Калифорнийского университета в Лонг Бич.
Декомпозиция противоречит принципам классической архитектуры, которая является архитектурой сознательного дискурса и подавления бессознательного. Классическая архитектура базируется на структурах Символического, структурах языка. Диалектика Воображаемого и Символического в архитектуре – это диалектика архитектуры как здания и архитектуры как идеи.
Хендрикс также исследует теорию сновидений Фрейда, модификации, которым она подверглась в работах Лакана и её значение для архитектуры. Различие между Символическим и Воображаемым можно проследить уже у Фрейда в его «Толковании сновидений». И Фрейд, и Лакан подчёркивают, что сны – это не бессознательное, однако по ним и особенно по воспоминаниям о них можно проследить структуру бессознательного. Но Лакан пересматривает некоторые положения Фрейда и, в частности, говорит о том, что структура образов сновидений, если её можно рассматривать как структуру, является привнесённой. У образов сновидений диффузная лингвистическая структура. Образы сновидений можно сравнить с изобразительным искусством из-за их неспособности включать в себя синтаксическую структуру языка.
По Лакану, в памяти о сновидении присутствует та же диалектика, что и в сознательной мысли – это противоречие между восприятием и задуманным, которое является ядром диалектики между Воображаемым и Символическим. Структуры образов сновидений близки к лингвистическим структурам, из чего Лакан делает вывод о том, что бессознательное структурировано, как и язык. Хендрикс отмечает, что в архитектуре Айзенмана (например, в его проекте Центра Уэкснер 1980–1986 гг.) так же, как в сновидении проявляются элементы бессознательного, подавляемые сознательным дискурсом, присутствуют формы, которые были подавляемыми дискурсом классической архитектуры¹⁹. Айзенмана интересует передача в архитектуре противоречий между образом и изображением, дуализм, присущий сновидению. Он предлагает другой тип архитектуры, в котором возможна была бы множественность смыслов, а также отсутствие строгой регламентации отношений между архитектурными элементами, предусматриваемой витрувианской триадой, которая является традиционной метафизической основой архитектуры. Изменение метафизической основы архитектуры неизбежно влечёт за собой привнесение бессознательного в сознательный дискурс.
По Лакану, самоидентификация объекта и преодоление им символического порядка начинается в тот момент, когда он «узнаёт и различает свои действия в каждом из двух регистров [Символическое и Воображаемое]»²⁰. Это непростая задача, поскольку отношение субъекта к другим субъектам определяется воображаемой идентификацией субъекта с другим. В качестве архитектурного примера можно привести дом Джулиано Фриджерио Джузеппе Терраньи, где крайне сложный композиционный процесс может быть только частично воссоздан из более ранних схем и может быть описан только как нечто отличающееся от серии условных нарративных преобразований. Композиция содержит сознательную причину на уровне замысла так же, как и сновидение, а на уровне лингвистических матриц здесь содержится идентификация объекта в чувственном опыте.
Хендрикс демонстрирует, что подобный анализ можно применить не только к архитектуре, но и к другим видам изобразительного искусства на примере разбора картины Веласкеса «Менины». Зритель в данном случае находится на месте субъекта – короля и королевы, которых рисует художник. Эта картина – процесс написания парадного портрета с точки зрения самих позирующих художнику короля и королевы, чьё отражение мы видим в зеркале. Зритель занимает их место, но не может видеть своего отражения в зеркале. Этот субъект, зритель, представлен только как отсутствие субъекта. В своём семинаре «Четыре основные понятия психоанализа»²¹ Лакан говорил о том, что субъект видит себя в пространстве Другого и точка зрения, с которой он на себя смотрит, тоже находится в пространстве Другого. Такой точкой и является в картине Веласкеса зеркало.
Монография Джона Шэннона Хендрикса «Архитектура и психоанализ. Питер Айзенман и Жак Лакан», проанализированная нами, исследует отношения между психоанализом и архитектурой на примере того, как психоаналитические концепции Жака Лакана повлияли на теорию и практику такого архитектора как Питер Айзенман. Автор приходит к выводу о том, что психоанализ Лакана, много взявший из лингвистического структурализма, позволяет исследовать новые архитектурные приёмы, использованные Айзенманом в его строительной практике, и открывает новые возможности для архитектуры и её теоретического осмысления.

Ссылки.

1.   Хендрикс, Джон Шэннон – теоретик архитектуры, ученик Питера Айзенмана. Учился в Корнелльском университете. Преподаёт историю искусств в Университете Род Айленда.
2.   Hendrix J.S. Architecture and Psychoanalysis. Peter Eisenman and Jacques Lacan. New York, 2006.
3.   Лакан, Жак-Мари-Эмиль (1901–1981) – французский психоаналитик, фрейдист, один из основателей Школы фрейдизма. Известен своими семинарами, которые проводились с 1953 по 1980 г. Осуществил ревизию фрейдовского психоанализа в духе структурализма.
4.   Айзенман, Питер (род. 1932) – американский архитектор и теоретик архитектуры. Один из основоположников архитектурного деконструктивизма. Основатель Института исследования архитектуры и градостроительства. С 1978 г. в его творчестве начинается деконструктивистский период, связанный с увлечением психоанализом.
5.   Роуи, Колин (1920–1999) – американский историк и теоретик архитектуры английского происхождения. Оказал большое влияние на развитие градостроительства во второй половине XX в.
6.   Rowe C. The Mathemаtics of the Ideal Villa // Rowe C. The Mathemаtics of the Ideal Villa and other Essays. Cambridge, 1976.
7.   Ibid. P. 12.
8.   Rowe C, Slutzky R. Transparency: Literal and Phenomenal // Rowe C. The Mathemаtics of the Ideal Villa and other Essays. Cambridge, 1976.
9.   Ibid. P. 170.
10.   Eisenman P. From Object to Relationship II: Giuseppe Terragni, Casa Giuliani Frigerio // The Yale Architectural Journal. 1971. Vol. 13. P. 37–65.
11.   Ibid; цит. по Hendrix J.S. Architecture and Psychoanalysis... P. 17.
12.   Лакан Ж. Реальное. Символическое. Воображаемое // Лакан Ж. Имена-Отца. М., 2006.
13.   De Saussure F. Course in General Linguistics. New York, 1966. P. 113.
14.   Hendrix J.S. Architecture and Psychoanalysis... P. 31.
15.   Eisenman P. Architecture and the Problem of the Rhetorical Figure // Eisenman Inside Out: Selected Writings, 1963–1988. New Haven and London, 2004. P. 202–208.
16.   Ibid. P. 204.
17.   Ibid. P. 204.
18.   Eisenman P. The Futility of Objects: Decomposition and the Process of Differentiation / Eisenman Inside Out: Selected Writings, 1963–1988. New Haven and London, 2004. P. 186.
19.   Hendrix J.S. Architecture and Psychoanalysis... P. 116.
20.   Lacan J. Ecrits, a Selection. New York, 1977. P. 140.
21.   Lacan J. Le Séminaire. Livre XI. Les quatre concepts fondamentaux de la psychanalyse. Paris, 1990.