Содержание материала

Д.С. Васько (Государственный Эрмитаж; СПбГУ)
Одесский коллекционер Е.А. Шуманский. История одной продажи1


В Отделе античного мира Государственного Эрмитажа хранится замечательная коллекция фотографий памятников античного искусства. Среди них наше внимание привлекли 12 ранее не публиковавшихся черно-белых снимков на паспарту из плотного картона (инв.  АФвс-3170  –  Афвс-3181)2.
Фотографии небольшие — 9 × 12 см (за исключением инв. АФвс-3174, размеры которой — 4,5 × 9,5 см), качество фотопечати низкое. Сохранность довольно плохая: снимки выцвели, местами потерты и поцарапаны.
Тем не менее они представляют несомненный научный интерес, так как на них запечатлено порядка 95 сосудов и 11 терракотовых и гипсовых изделий3. При осмотре фотографий были выявлены образцы чернофигурной, краснофигурной и чернолаковой керамики. Наряду с коринфскими и аттическими сосудами широко представлена продукция италийских мастерских. К сожалению, из-за малых размеров, низкого качества и плохой сохранности снимков зачастую приходится судить лишь о форме сосуда, но не о его росписи. Впрочем, атрибуция каждой вещи явно выходит за рамки данной публикации.
На некоторых фотографиях представлены вещи преимущественно одного типа: кратеры на фото АФвс-3170, блюда на АФвс-3176, чернолаковые каннелированные сосуды на АФвс-3178 и пелики на АФвс-3180. В этих фотографиях наиболее очевиден композиционный принцип расстановки памятников, общий для всех рассматриваемых снимков. В центре находится самый крупный сосуд, по сторонам от которого попарно располагаются памятники все меньшего и меньшего размера. Примечательно, что для сохранения симметрии к блюдам справа был добавлен килик, а к пеликам — ойнохоя. На некоторых других снимках из числа рассматриваемых, центральная группа из трех-пяти предметов поставлена на невысокую темную подставку. Таким образом, композиция вписывается практически в равнобедренный треугольник.
Для контраста рядом с крупными вещами и между ними расположены небольшие сосуды и терракоты. Гипсовые рельефы, как правило, расположены перед вышеупомянутой подставкой: светлые изделия выигрышно смотрятся на темном фоне. Следует отметить, что почти на всех фотографиях вещи расставлены на деревянной полированной столешнице, о чем свидетельствуют отражения и блики, особенно заметные на снимке АФвс-3178. Дальний край столешницы, на котором находятся предметы, накрыт темной тканью (сами края столешницы не видны). Вещи практически вплотную приставлены к стене, занавешенной несколькими кусками белой ткани (видны ее вертикальные кромки). Сосуды прекрасно выглядят на этом фоне, за исключением одного, запечатленного в центре фото АФвс-3173 — его рельефные формы и светлые контуры едва заметны. Эту фотографию можно назвать неудачной, а поскольку сосуд этот, как будет показано ниже, представлял особую ценность, его запечатлели и на АФвс-3174. Данный снимок отличается не только своими размерами, но и ракурсом: камера сместилась влево, и центральный сосуд по- казан в ¾, при более резком боковом освещении, которое хорошо выявляет его формы. Служившие светлым фоном куски ткани отсутствуют: виден участок стены, разделенный у центра оконным проемом. Такое внимание к организации каждого кадра явно не случайно и напрямую связано с назначением этих фотографий.
К счастью, их содержание не исчерпывается изображенными на них предметами — все фотографии, за исключением АФвс-3181, в верхнем правом углу имеют довольно разборчивую подпись: «Шуманский 26 VII.1901», благодаря чему удалось выяснить, когда, где и зачем были выполнены данные снимки.
В отделе рукописей и документального фонда Государственного Эрмитажа хранится письмо некоего Евгения Шуманского от 26 июля 1901 г., адресованное Г.Е. Кизерицкому, старшему хранителю Императорского Эрмитажа. Ниже приведен полный текст данного сообщения4.
«Многоуважаемый Гангольф Георгиевич,
К сожалению, до сих пор Вы не удостоили меня ответом на мое письмо, и я до сих пор не знаю, какого Вы мнения относительно моей коллекции. Тем не менее, посылаю Вам еще снимки, на которых есть вещи, не помещенные в прежних. Так, например:
№ 1 Кувшин с рисунком акварелью – Березань.
№ 2 – ящерица – Березань.
№ 3 – ваза с фигурами – Березань.
№ 4 – Ваза – Ольвия.
№ 5 – стакан с крышкой – Березань.
6 – Амур – Ольвия.
7 – Круглая коробка с крышкой – Ольвия.
8 Бутылка – Березань.
9 Ваза с крышкой – Ольвия.
10 Кратер большой – Ольвия.
С уверенностью могу сказать, что ни одного из означенных предметов в Эрмитаже нет. В ожидании ответа остаюсь всегда готовым к услужению Ваш покорный слуга
Евгений Шуманский.
PS.Так как снимки плохие, то их следует рассматривать в увеличительное стекло» [2, л. 1]. Это письмо хранится в составе одного из двух дел, куда включена переписка и доку- менты, имеющие отношение к несостоявшейся продаже коллекции Евгения Андреевича Шуманского Императорскому Эрмитажу. В общих чертах история эта, до последнего времени практически не известная [8, с. 429], такова.
В январе 1901 г. штабс-капитан Шуманский, житель Одессы, будучи в Санкт-Петербурге, представил старшему хранителю Императорского Эрмитажа Г.Е. Кизерицкому «10 разных южно-русских древностей» [1, л. 13], найденных, по его словам, «на месте греческих колоний на берегу Черного моря» [1, л. 45]. При этом Е.А. Шуманский «добавил, что у него имеется коллекция таких сосудов и что он желал бы продать ее в Эрмитаж» [1, л. 45]. Г.Е. Кизерицкий, заинтересовавшись предложением, поручил коллекционеру сделать опись его собрания.
26 марта в Эрмитаж было передано «письмо Евгения Андреевича Шуманского, из Одессы, от 21 марта с приложением описи и 11-ти фотографических снимков с принадлежащей ему коллекции древних сосудов, на предмет приобретения таковой Импера- торским Эрмитажем» [1, л. 1]5. Кизерицкий, ознакомившись вскоре с фотографиями и описью, высказался за покупку коллекции, так как она, «по описи, составлена из отечественных древностей, но требуется для того предварительное ознакомление с ней на месте пребывания ее или высылка ее в Петербург» [1, л. 1].
К 1 сентября было решено командировать Кизерицкого на две недели в Одессу [1, л. 4], но лишь 22 сентября на нее было получено разрешение министерства Императорского двора [1, л. 5]. К тому моменту, как явствует из письма Е.А. Шуманского министру Двора, его собрание пополнилось новыми памятниками: «по приезде в Одессу в сентябре месяце6, г. Кизерицкий нашел у меня и другие предметы достойные Эрмитажа, почему и предложил составить дополнительную опись, которую и взял с собой для представления Вашему Высокопревосходительству» [1, л. 45].
14 декабря Г. Е. Кизерицкий представил директору Эрмитажа И.А. Всеволожскому рапорт об осмотре коллекции, в котором сообщил, что «она оказалась значительнее, чем это можно было предполагать: в ней являются не только типы античной художественной промышленности в виде расписных ваз VII и VI вв. до Р. Хр., откопанных на месте древнего города Ольвии и на острове Березани, каковые типы вообще пока отсутствуют в Императорском Эрмитаже, но в этой коллекции имеется и 56 расписных ваз и 3 терракоты большого научного достоинства, одними которыми уже окупилась бы цена, которую владелец требует за всю коллекцию», а именно 6082 рубля, в т. ч. 405 за те 10 вещей, которые с января находились в Эрмитаже, и 1894 за 96, приобретенные им в течение 1901 г. [1, л. 13]. К рапорту прилагался каталог коллекции.
Завершается рапорт просьбой «о приобретении этой коллекции для Императорского Эрмитажа за сумму 6082 рубля, скромную в сравнении с достоинством вещей» [1, л. 13]. Директор Эрмитажа И.А. Всеволожский поддержал просьбу Кизерицкого — 15 декабря в рапорте министру Двора В.Б. Фредериксу он просил выделить из казны министерства требуемую сумму для осуществления покупки, так как штатных средств было недостаточно [1, л. 7]. Денег министр, однако, не дал, в соответствии с высочайшим указанием «о том, чтобы все подобные экстренные покупки подлежали обсуждению в особо назначенных Комиссиях» [1, л. 8]. Для этого коллекцию надлежало доставить в Петербург, и 9 января 1902 г. Е.А. Шуманский, не вполне довольный таким поворотом событий, дал согласие на доставку коллекции и собственноручно взялся за упаковку [2, л. 5–7].
1 февраля был сформирован состав комиссии под председательством И.А. Всеволожского. В нее входили председатель Археологической комиссии граф А.А. Бобринский, вице-президент Академии художеств граф И.И. Толстой, академик Академии художеств М.П. Боткин — владелец крупной коллекции антиков и представитель Эрмитажа — им стал Г.Е. Кизерицкий [1, л. 12].
В марте трудами Е.А. Шуманского и командированного в Одессу Г.Е. Кизерицкого кол- лекция была доставлена в Петербург, и 2 апреля 1902 г., в 3 часа пополудни, в помещении библиотеки эрмитажного Отделения древностей, после осмотра и оценки коллекции, состоялось заседание комиссии [1, л. 16]. Всеволожский, Кизерицкий и Бобринский были за покупку, Боткин — против. По его мнению, «коллекция не желательна для Императорского Эрмитажа, потому что нет в ней выдающихся предметов, а есть несколько сомнительных по древности терракот»7. Что касается графа Толстого, то он, признав, что «в этом собрании нет предметов особой важности и некоторые вещи может быть и поддельные»8, выступил за приобретение лишь тех 59 вещей, которые были выделены Кизерицким9. Остальные вещи, по его мнению, могли бы «обогатить провинциальные музеи, где предметы классической старины всегда принимаются с благодарностью и имеют общепедагогическое значение» [1, л. 20]. Коллекция, однако, продавалась целиком, поэтому он также выступил против этого приобретения (о количестве вещей свидетельствует упоминание Кизерицким вазы, числившейся в каталоге под № 293). Кроме того, для доставки ее в Петербург потребовалось 95 малых ящиков и 9 больших [1, л. 34]10.
Несмотря на неравное распределение голосов с преимуществом в пользу покупки, 26 апреля 1902 г. В.Б. Фредерикс приказал отклонить приобретение для Эрмитажа упомянутой коллекции [1, л. 23].
Кизерицкий был официально извещен об этом решении лишь 4 мая 1902 г. [2, л. 10]. Сохранился черновик его письма Е.А. Шуманскому, датированный 20 мая, в котором сообщалось о распределении голосов членов комиссии и решении министерства. В нем расстроенный ученый писал: «таким образом, я лишился возможности пополнить нашу коллекцию нужными для нее вещами, о которых я искренне жалею» [2, л. 11]. Злосчастное собрание к тому моменту уже было отправлено в Одессу. О реакции Е.А. Шуманского свидетельствует его полная недоумения телеграмма, датированная 26 мая: «Получая два месяца никакого извещения, считал вещи проданными, почему всем покупателям отказал и теперь не знаю, как придется поступить далее» [2, л. 12].
1 июня Шуманский подал прошение о приобретении его коллекции министру Императорского Двора [1, л. 44‒46], а 3 июня отправил письмо Г.Е. Кизерицкому, в котором есть и такие слова: «Не буду говорить о материальных убытках, которые я понес, ведя с Вами переговоры полтора года, но ведь это попросту скандал! Все знают, что вещи были отправлены в Эрмитаж и вдруг возвращены обратно. Что-же могут подумать? Конечно, что вещи фальшивые. А между тем у меня были покупатели11. Но разве я теперь могу предложить им вещи, бывшие в Эрмитаже и забракованные?» [2, л. 13].
Прошение Шуманского поддержали Кизерицкий и Всеволожский [1, л. 47–48], однако оно так и не было удовлетворено. Таковы основные обстоятельства данной истории.
Тем не менее Шуманский не терял надежды продать свою коллекцию. Так, в 1905 г. он составил «Справочную книгу для русских библиофилов и коллекционеров», среди которых не забыл упомянуть и себя. Помимо библиотеки и нумизматической коллекции, он указал «собрание древностей из раскопок древнегреческих колоний Черноморского побережья. Как по количеству предметов, так и по редкости и ценности отдельных экземпляров, собрание могло бы составить целый отдел любого музея» [10, с. 133]. В конце он добавил, что «книги и коллекции продаются. Желающие могут получить фотографические снимки с древних ваз» [10, с. 134].
Кроме того, Е.А. Шуманский завязал отношения с Одесским обществом истории и древностей, при котором существовал музей, пополнявшийся за счет пожертвований и покупок. Впервые его имя упоминается в протоколе 341-го заседания, которое состоялось 4 марта 1902 г.: Шуманским была пожертвована «картина масляными красками на полотне, изображающая осаду Севастополя с моря» [3, с. 15]. На 360-м заседании 24 мая 1904 г. Е.А. Шуманский был единогласно избран в действительные члены общества [4, с. 38].
Вплоть до  6 октября 1915 г. (в протоколах следующих заседаний имя  Е.А. Шуманского обнаружить не удалось) от него периодически поступали в дар музею разнообразные предметы: книги, монеты, и даже «осколок турецкого снаряда, попавшего в ночь на 16 октября 1914 г. в сахарный завод» [6, с. 84]. К сожалению, среди указанных в протоколах заседаний пожертвованных им предметов практически нет таких, которых можно было бы с полной уверенностью отождествить с вещами, представленными на рассматриваемых фотографиях. Тем не менее некоторые предметы из предложенной Эрмитажу коллекции оказались в собрании Одесского археологического музея. К ним относится, прежде всего, крупный сосуд, запечатленный на двух фотографиях (инв. АФвс-3173, АФвс-3174). Он указан в письме Шуманского под № 3 как найденный на о. Березань. Данный предмет считался одним из наиболее значимых в коллекции. Кизерицкий в упомянутом выше рапорте сообщил следующее:
«Не могу умолчать и об другой заслуге господина Шуманского: несколько лет тому назад я слыхал от разных торговцев, привезших древности в С.-Петербург, об одной вазе, украшенной терракотами, про которую говорились чудеса. Зная, какую редкость составляют подобные этой древние вазы — их существует только три в заграничных музеях, — я попросил господина Шуманского отыскать эту вазу и доставить ее в Императорский Эрмитаж, прибавляя, что за нее можно было бы дать от 800 до 1000 рублей. Господину штабс-капитану удалось купить означенную вазу — она теперь числится в прилагаемом каталоге коллекции его под № 293, — и то, только в сумме 300 рублей, цена, которую он заплатил сам» [1, л. 14–15].
Этому сосуду сам коллекционер уделял немалое внимание. Подготавливая коллекцию к отправке в Петербург, он писал Кизерицкому: «Вазу с фигурами не упаковывал, так как хочу это сделать при Вас» [2, л. 9]. Характеризуя собственную коллекцию в Справочной книге, Шуманский отметил, что «имеется между прочим ваза из простой глины, с рельефными изображениями и фигурами, какой нет ни в одном из русских музеев. Ваза найдена в 1900 г. при раскопках на острове Березани (12 верст от Очакова), что подтверждает священник города Очакова, отец Николай Левицкий» [10, с. 133–134]12.
В Одесский музей поступила и краснофигурная пелика  (инв.  23363).  В  работе И.В. Шталь указано: «Найдена в XIX – нач. XX в. в Сев. Причерноморье. Источник поступления неизвестен» [9, с. 29]. Согласно представленному описанию сохранности, «тулово пелики склеено из крупных фрагментов, венчик — из мелких; тулово частично догипсовано, сколы, осыпи белой краски и лака, потертости лака» [9, с. 28]. Сопоставление, несмотря на низкое качество фотографии 1901 г. (Илл. 19), показывает, что, судя по всему, сохранность памятника за столетие практически не изменилась — ваза была склеена из кусков еще в начале века, если не ранее.
На фотографии АФвс-3177 запечатлен киаф буккеро (инв. 24812), также поступивший в Одесский археологический музей как дар Е.А. Шуманского [7, № 250. С. 138, 187]13. Судя по всему, именно этот киаф упомянут в протоколе 418-го заседания, которое состоялось 16 октября 1912 г., среди пожертвованных Е.А. Шуманским вещей: «Чернолаковый киатос с рельефной ручкой, ножка клеена. (Инв. III, 7694)» [5, с. 84].
По-видимому, из коллекции Е.А. Шуманского происходит и чернофигурный мастоид конца VI в. до н. э. (инв. 23745), поступивший в 1912 г. как найденный на о. Березань [7, № 48, с. 31, 169]. Похожая по композиции роспись представленного на снимке сосуда также исполнена в чернофигурной технике с применением накладной белой краски (ноги и лица женских персонажей), сходство прослеживается в пропорциях и размерах сосудов. Тем не менее низкое качество фотоснимка не позволяет уверенно настаивать на принадлежности Одесского мастоида к коллекции Е.А. Шуманского. Примечательно, что в протоколе того же 418-го заседания сообщалось, что у знаменитого торговца древностями Гохмана была куплена среди прочих «чернофигурная вазочка, украшенная изображением боя Геракла с амазонками ионийского производства VI века; обе ручки отбиты (III, 7691)» [5, с. 85]. Судя по протоколам заседаний, в 1912 г. подобных сосудов в музей не поступало, поэтому мы можем предположить, что подразумевается именно та ваза, которую ранее Шуманский предлагал Эрмитажу.
Еще один памятник, опубликованный совсем недавно и также происходящий из кол- лекции Е.А. Шуманского — коринфская пиксида с крышкой (инв. 26746) рубежа VII– VI вв. до н. э., время и источник поступления которой, как указывается в издании, не известны [11, cat. 3, p. 26–27].
Возможно, в дальнейшем удастся обнаружить в нынешних музейных собраниях и другие предметы, принадлежавшие некогда Е.А. Шуманскому.