Содержание материала

Д. Д. Ёлшин (Государственный Эрмитаж)
Зодчество Переяславля Южного: школа или артель?


Зодчество Переяславля Южного конца XI – первой половины XII в. – яркая страница в истории древнерусской архитектуры. Археологическое открытие остатков большинства монументальных сооружений этого города произошло более полувека назад, но до сих пор ощущается недосказанность в отношении их места в общей картине древнерусского зодчества. С одной стороны, это обусловлено отсутствием сводной монографии, которая в свое время осталась незавершенной М.К. Каргером1. С другой стороны, это определено тем, что памятники сохранились лишь в виде фундаментов и (редко) нижних частей стен. Это позволяет сравнивать с памятниками других строительных центров только их объемно-пространственные реконструкции, которые, в силу известной необычности переяславльской архитектуры, остаются весьма и весьма гипотетичными. Кроме этого, до новых археологических исследований историкам архитектуры остается оперировать лишь уже известными фактами, введенными в научный оборот в сильной зависимости от методического уровня раскопок.
В публикациях последних двух десятилетий зодчество Переяславля Южного рассматривается как неразрывное творчество архитекторов-строителей с конца XI по середину XII в. В.А. Харламов и Г.В. Трофименко отмечали: «анализ развития культовой архитектуры Древнего Переяславля показывает, что каждый период был логическим продолжением предыдущего»2. Более определенно высказался А.И. Комеч: «Некоторые черты первой постройки, Михайловской церкви, сделались характерными для последующего местного строительства… Подобный континуитет может быть объяснен лишь преемственностью в деятельности одной и той же артели… Несомненно, общая специфика памятников говорит о сложении местной архитектурной традиции, даже школы… Дальнейшее строительство в городе скорее шло по затухающей линии, под влиянием привходящих со стороны архитектурных идей, и к середине XII в. иссякло»3 (курсив наш. – Д.Е.). О.М. Иоаннисян, напротив, считает, что «на протяжении своего почти векового развития… переяславльское зодчество… не было маргинальным явлением в общей картине древнерусского зодчества этого времени. Оно не только было связано теснейшим образом с зодчеством других центров Южной Руси – Киева и Чернигова, но и давало определенные импульсы для развития зодчества в более отдаленных древнерусских центрах – Суздале, Пскове, Ладоге, Новгороде и Владимире-Волынском»4 (курсив наш. – Д.Е.).
Такой обобщающий взгляд кажется нам шагом назад по сравнению с позицией П.А. Раппопорта, четко отделявшим ранние памятники Переяславля конца XI – начала XII в. и два храма, построенных около середины XII в. (Воскресенскую церковь и бесстолпный храм под Успенской церковью): «Количество возведенных сооружений дает основание полагать, что вся строительная деятельность здесь продолжалась около 25 – 35 лет и, таким образом, охватывала не более чем полтора десятиле¬тия в конце XI в. и два десятилетия XII в. После этого строительная артель в Переяславле по каким-то причинам перестала функционировать»5. П.А. Раппопорт связывал прекращение деятельности артели с тем, что Владимир Мономах, вокняжившись в 1113 г. в Киеве, забрал строителей с собой6. Строительство Воскресенской церкви и бесстолпного храма П.А. Раппопорт связывал с чернигово-киевскими мастерами, завершившими Кирилловскую церковь в Киеве и Георгиевскую в Каневе7. Эта позиция была отражена им в графической схеме перемещения строительных артелей в Древней Руси в домонгольское время8.
Действительно, из десяти известных по раскопкам архитектурных памятников Переяславля пять упомянуты под 1089 г. в летописи в связи со строительной деятельностью митрополита Ефрема (церковь Архангела Михаила, «град камен», надвратная церковь св. Федора, церковь Св. Андрея «у ворот» и «строение баньно каменное»9). Из них только гражданская постройка вызвала дискуссию по вопросу соотнесения ее с «баньным строением», но датировка ее не подвергалась сомнению. Датирующим признаком для ранней группы переяславльских памятников является техника кладки opus mixtum со скрытым рядом10. Упомянутые в летописи постройки Ефрема, вероятно, были закончены до 1098 г., когда Владимиром Мономахом строится Успенская церковь на княжем дворе11. Наиболее часто с ней соотносят храм, раскопанный на пл. Воссоединения в непосредственной близости от Успенской церкви XIX в.12 В последних работах Н.В. Новоселова и О.М. Иоаннисяна, продолжающих идею Вл.В. Седова о происхождении оригинального архитектурного типа Спасо-Преображенского собора Мирожского монастыря в Пскове от древнерусского образца, прослеживается стремление датировать церковь на пл. Воссоединения второй четвертью XII в., «ближе» к псковскому зодчеству13. К сожалению, от храма сохранились лишь отдельные участки фундаментов, строительные материалы среди музейных коллекций не найдены. Но отказываться от принятых атрибуции и датировки до проведения новых археологических исследований, на наш взгляд, рано.
Два сравнительно небольших храма – бесстолпная церковь на Советской ул. и Спасский храм-усыпальница – возведены в той же технике кладки, что и ранние постройки мастеров Ефрема (Илл. 1)14. Плинфа этих построек изготовлялась по той же технологии, что и плинфа Михайловской церкви: в неразборном ящике с дном, чаще всего плинфа имеет косые торцы. Именно такая плинфа характерна для ранних памятников Переяславля и может действительно называться «переяславльской»15. По своему архитектурному типу эти храмы столь же необычны для древнерусского зодчества, как и более ранние постройки (например, церковь Св. Андрея «у ворот» и церковь на пл. Воссоединения). Традиционно эти храмы связывали с «боярским» заказом и датировали временем после завершения княжеско-митрополичьей строительной программы, то есть 1100-ми гг.16
В ряд «малых» переяславльских храмов обычно помещают и Михайловскую божницу в Остре17. Нестандартные решения восточной части (включение вимы в пространство одной апсиды) и конструкции перекрытий выдают архитектурную мысль зодчего, работавшего в Переяславле. Характер оформления фасадов схож с киевскими постройками. Техника кладки аналогична киевским и переяславльским постройкам этого времени (Илл. 2). Плинфа этого храма демонстрирует уникальную картину. В кладке чередуются пояса плинфы двух разных типов, различающихся как по способу формовки, так и по формату и даже цвету керамического теста. Один тип – киевская плинфа красного цвета, находящая самые близкие аналогии в Троицкой надвратной церкви Киево-Печерского монастыря. Второй тип – черниговская плинфа желтого цвета, аналогичная плинфе Успенского собора Елецкого монастыря (совпадают и торцевые знаки на плинфе). Очевидно, плинфу для строительства церкви не производили на месте, а привозили одновременно с двух сторон. Аналогии в памятниках Киева и Чернигова не позволяют датировать возведение храма позднее первого десятилетия XII в.18
Бесстолпный храм под Успенской церковью XIX в. и Воскресенская церковь кардинально отличаются по строительной технике. Это храмы, возведенные в чернигово-киевской технике порядовой (равнослойной) кладки из кирпича без применения камня (Илл. 3). Стилистические особенности первого храма, пилястры с полуколоннами на фасадах, определяют чернигово-киевское происхождение архитектора. Бесстолпный тип и небольшой размер, очевидно, определялись функцией храма. Особенности оформления Воскресенской церкви (плоские лопатки на фасадах, сложная конфигурация восточных столбов, восьмигранная форма западных столбов, отсутствие внутренних лопаток) восходят к новгородско-псковским приемам 1120–1130-х гг.20 Плинфа обоих храмов по характеру формовки (в неразборном ящике без дна) относится к киевской традиции21. Применение «расчесов» на верхней стороне некоторых плинф, зафиксированное в Воскресенской церкви, известно в таких киевских памятниках 1130-х – 1140-х гг. как церковь Успения на Подоле, церковь на Юрковской ул. и Кирилловская церковь. Ранее «расчесы» на плинфе считались характерной чертой переяславльских плинфотворителей . Сейчас можно уверенно говорить о том, что для производства плинфы для Воскресенской церкви были задействованы киевские плинфоделы22. В целом, нет сомнений в том, что эти две постройки возводились около середины XII в. киевскими мастерами, в приемах которых не прослеживается специфических переяславльских черт23.
Одноапсидный бесстолпный тип храма часто считают признаком работы переяславльских мастеров. Именно поэтому с их деятельностью связывают бесстолпную Ильинскую церковь в Чернигове24, бесстолпный храм под Успенской церковью в Переяславле25 и два храма второй половины XII в. во Владимире-Волынском: малый бесстолпный храм с обходом под церковью в урочище «Старая кафедра» и бесстолпную церковь на Садовой ул.26 На наш взгляд, в такой атрибуции нет необходимости: тип небольшого купольного бесстолпного храма был широко распространен в архитектуре средневизантийского периода, в том числе и в Древней Руси в виде боковых приделов-парекклесиев больших храмов XI в. (Спасский собор в Чернигове, Михайловская церковь в Переяславле). Строительная техника бесстолпных храмов Чернигова и Владимира-Волынского находится в русле тенденций местных строительных традиций и не имеет переяславльских черт27.
Итак, на основании комплекса строительно-технических характеристик, а именно техники кладки и характера формовки плинфы, а также необычности конструктивных решений, к деятельности переяславльской группы мастеров могут быть отнесены только ранние памятники XI в., упомянутые в летописи, а также два «боярских» храма-усыпальницы и Михайловская церковь в Остре, в создании которой, скорее всего, участвовал переяславльский зодчий. Изучение плинфы позволило добавить в этот ряд еще два памятника, располагавшихся поблизости от Переяславля. Большой собор Зарубского монастыря, исследованный М.К. Каргером, обычно относится исследователями к деятельности киевских зодчих. Его архитектурный тип соответствует образцу Успенского собора Киево-Печерского монастыря, а в качестве наиболее близкой аналогии обычно приводится церковь на усадьбе Художественного института в Киеве рубежа XI–XII вв.28 Техника кладки постройки смешанная со скрытым рядом. Но плинфа, изготовленная поблизости от монастыря29, относится к тому же типу, что и плинфа ранних переяславльских построек. Второй памятник, от которого не сохранилось даже фундаментных рвов – божница на Льте (на территории современного г. Борисполя), заложенная в 1117 г.30 Это самая поздняя из датированных построек, в которых встречается плинфа тех же характерных переяславльских особенностей. Плинфа изготовлена из переяславльских глин, хорошо отличимых от обычных киевских компонентов керамического теста31. Таким образом, время возведения всех известных памятников, в которых могут быть прослежены переяславльские строительно-технические приемы и конструктивные решения, укладывается в три с половиной десятилетия (вторая половина 1080-х – 1110-е гг.). Учитывая, что возведение каждого из «малых храмов» вряд ли занимало больше двух строительных сезонов, в этот период вполне могут поместиться еще не открытые постройки. Верхняя граница периода не выходит за второе десятилетие XII в., и нет никаких оснований «продлевать жизнь» переяславльских мастеров дольше необходимого.
Итак, переяславльская архитектура как будто оказывается идеальным примером деятельности целостной строительной артели, которая проходит под знаком схожих неординарных архитектурных и конструктивных решений и аналогичной строительной техники. Возникновение этой артели не так очевидно, как кажется на первый взгляд. В византийском происхождении зодчего сомнений не возникает. Но «переяславльскими» каменщиками могли стать и киевские мастера32 – различий в киевской и переяславльской техниках кладки конца XI в. мы не наблюдаем. Более того, одного архитектора было бы вполне достаточно и для организации местного производства плинфы33. Вне зависимости от происхождения составляющих, в 1090–1100-е гг. в условиях непрерывной строительной деятельности в Переяславле формируется именно артель – стабильная группа мастеров (что не исключало, видимо, и раздельной работы34). В 1110-х гг. деятельность переяславльских мастеров затухает и более не возрождается. Справедливую оценку места переяславльского зодчества в развитии древнерусской архитектуры, кажется, дал сам П.А. Раппопорт в публикации 1979 г.: «Архитектура эта оказалась локальной линией развития, не оказавшей существенного влияния на развитие архитектуры других русских земель. Ни в одной русской архитектурной школе мы не видим повторения форм переяславльских памятников»35.
Насколько правомерно называть переяславльское зодчество архитектурной школой? На наш взгляд, для этого стоит обратиться к самому понятию и цели его употребления. Атрибуция группы памятников, относящихся к деятельности определенной строительной артели – это один из конкретных результатов историко-архитектурного исследования, претендующий на отражение исторических реалий. Напротив, объединение памятников в архитектурную школу – это искусственный инструмент обобщения с целью дальнейшего сопоставления с другими школами или выявления тенденций развития внутри выделенной группы. Для определения принадлежности к той или иной архитектурной школе важны не столько строительно-технические характеристики памятников, сколько художественно-стилистические особенности (хотя, разумеется, чаще всего они находятся в непосредственной связи).
Если объединять переяславльские памятники в архитектурную школу по территориальному принципу, полученная совокупность в отрыве от остальной древнерусской архитектуры не будет отражать реального развития переяславльского зодчества, а представление о его оригинальности окажется искаженным36. Если же отбросить стилистически чуждые памятники середины XII в. и отнести к переяславльской школе только постройки строительной артели митрополита Ефрема и Владимира Мономаха, возникает сомнение в целесообразности употребления понятия архитектурной школы для группы памятников столь краткого хронологического промежутка, не превышающего жизнь одного поколения мастеров. Кроме этого, мы имеем крайне слабое представление о художественно-стилистических особенностях переяславльских памятников. Сохранившиеся детали оформления интерьера (Михайловская церковь в Переяславле) и фасадов (Остерская божница), демонстрируют ориентацию в том числе и на киевские образцы. Действительно выделяющиеся на этом фоне необычные конструктивные приемы дают возможность поставить вопрос скорее о конкретном безымянном архитекторе, чем об архитектурной школе, предполагающей трансляцию архитектурных идей на относительно продолжительном отрезке времени.
Пример Переяславля Южного, на наш взгляд, демонстрирует, что классическое для историко-архитектурных исследований понятие «архитектурная школа» может быть применено для небольших групп памятников монументального зодчества некоторых древнерусских земель лишь с существенными ограничениями, или же вовсе лишено смысла вследствие динамичной смены групп мастеров-строителей, представлявших различные архитектурно-стилистические направления.